Мелкий дождь, предвестник осени, лениво
кропил землю, жёлтая вода реки покрылась рябью; в воздухе, тёплом до тошноты, было что-то ещё более углублявшее уныние Якова Артамонова. Неужели нельзя жить спокойно, просто, без всех этих ненужных, бессмысленных тревог?
Часто после беседы с нею, взволнованный и полный грустно-ласкового чувства к людям, запредельным его миру, он уходил в поле и там, сидя на холме, смотрел, как наступают на город сумерки — время, когда светлое и тёмное борются друг с другом; как мирно приходит ночь,
кропя землю росою, и — уходит, тихо уступая новому дню.
Неточные совпадения
Попик плыл вокруг колоколов, распевая ясным тенорком, и
кропил медь святой водой; три связки толстых веревок лежали на
земле, поп запнулся за одну из них, сердито взмахнул
кропилом и обрызгал веревки радужным бисером.
В тёмном небе спешно мелькали бледные окуровские молнии, пытаясь разорвать толстый слой плотных, как войлок, туч; торопливо сыпался на деревья, крыши и на и
землю крупный, шумный летний дождь — казалось, он спешит как можно скорее
окропить это безнадёжное место и унести свою живительную влагу в иные края.
Казалось, жутко трепетал сам воздух, пропитанный едкой гарью, и в синем дымном тумане своем нес над
землею и сеял грозное имя, кровью
кропил поля, и лес, и одинокие жилища.
Чем от нежной кусающей яблоко девушки дышит,
Чем ветерок, набежав на Корицийский шафран,
Чем зацветает впервой лоза, заболевшая гроздом,
Чем трава отдает, срезана зубом овцы,
Чем и мирт, или жнец араб и янтарь после тренья,
Чем благовонен огонь, ладан эосский куря,
Чем
земля, как ее
окропить летним дождиком малость,
Чем венок, что с волос, нардом упитанных снят,
Этим дышат твои, Диадумен, поцелуи.
Что же, если бы ты все их давал не скупясь?
Мне ясно стало, что ведь подобные вопросы каждую минуту вправду мелькали в голове древнего обитателя здешних мест. Для него вправду всюду кругом дышала таинственная, невидимая, но ясно им ощущаемая жизнь. В деревьях скрывались Дриады, Мелии и Кариатиды, на перекрестке дороги стоял благостный Гермес-Энодий, розоперстая, вечно бодрая Эос-Заря
окропляла росою пробуждавшуюся от сна
землю, и увенчанная фиалками Афродита внимала молитвам влюбленной девушки. Вся жизнь вокруг была священна и божественна.
— А видишьли, честный отче, вычел я в одной французской книге, что когда в Хинской
земле чай собирают, так языческие тамошние жрецы богомерзкое свое служение на полях совершают и водой идоло-жертвенной чай на корню
кропят. А по уставу идоло-жертвенное употреблять не подобает. Поведай же нам, честный отче, опоганили мы свои души аль нет?
— Я не договорил еще, — продолжал Григорий. — Чужая
земля воспитала круглого сироту и была его родиной, чужие люди были ему своими, и подумайте сами, должен ли он
окропить эту
землю и кормильцев своих собственной их кровью? Не лучше ли мне на нее пролить свою, неблагодарную? Разве вы, новгородцы, выродились из человечества, что не слушаете голоса сердца?
— Ничья судьба не ведома; это дело закрытое. Бывает, что и самая заносчивая голова скатывается с плеч ниже ног! — возразил Назарий. — Как лоб ни широк, стены им не спихнешь, как
окропит его свинцовый дождик, так и ищи просухи в
земле.
— Я не договорил еще, — продолжал Григорий. — Чужая
земля воспитала круглую сироту и была его родиной, чужие люди были ему своими, и, подумайте сами, должен ли он
окропить эту
землю и кормильцев своих собственною их кровью? Не лучше ли мне на нее пролить свою, неблагодарную? Разве вы, новгородцы, выродились из человечества, что не слушаете голоса сердца?